рассматриваемого конституционного принципа светского государства, в котором
отношение к Богу должно рассматриваться как частное дело каждого гражданина, а власть
призвана в одинаковой мере выражать и защищать интересы, удовлетворять потребности
всех граждан, независимо от того, верующие они или неверующие, атеисты. Спрашивается:
сможет ли нынешняя российская власть, в которой, как утверждает г-н Лонгин, всё больше
воцерковлённых людей, чья «профессиональная, общественная деятельность так или иначе
обусловлена ...верой», оставаться на уровне этих требований? Вряд ли, особенно с учётом
специфических черт нашей родной бюрократии. Значит, мы обречены на то, чтобы и в
дальнейшем быть свидетелями того, как всё больше средств из государственного кармана
направляется на строительство храмов и всё меньше – на поддержку российской науки.
Но, может быть, это оправданно тем, что религия и Церковь действительно
выполняют особую, социально значимую функцию? Что без их участия и попечения
невозможно здоровое поступательное развитие современного общества, существование
самого человека? Именно эти вопросы, по моему мнению, находятся в центре нынешних
споров. Если бы положительный ответ на поставленные вопросы был очевиден, то можно
было бы особо не беспокоиться о некоторых нарушениях принципа отделения Церкви от
государства. В конце концов интересы общественного благополучия и прогресса выше
любых юридических установлений! К сожалению, ни авторы письма, ни епископ Лонгин не
уделили должного внимания этим центральным вопросам. В ответе иерарха можно
обнаружить лишь два тезиса, касающихся данного сюжета.
Первый тезис гласит: «Вне религиозного восприятия картина мира для человека...
становится неполной, бесцветной».
Второй посвящён широко дискутируемой ныне теме о введении в российских
школах предмета «Основы православной культуры». Ратуя за положительное решение
данного вопроса, г-н Лонгин вопрошает: «Как иначе мы сможем дать нашим детям
представление о культуре, о традициях нашего народа и нашего Отечества?..»
В этих тезисах выражены претензии Церкви на то, чтобы занять ведущую позицию в
формировании мировоззрения и в объяснении прошлого, оттеснив на второй план научное
знание. Речь идёт фактически о замещении научного объяснения явлений природы и
общественной жизни религиозными. При этом игнорируется тот факт, что только наука
даёт объективную и целостную картину окружающего мира. Религиозные же представления
давно уже обнаружили свою несостоятельность. Зачем же искусственно вносить ложные
представления в научную картину мира?!
ЕДИНСТВЕННАЯ область, в которой религиозное восприятие сохраняет
определённую актуальность, – это духовная культура, нравственность, душевный мир
человека. Но и здесь возможности религии и Церкви не следует преувеличивать. Во-первых,
то, что мы называем духовностью, моралью, на определённой исторической ступени вышло
из-под тотального контроля церкви, потеряло свой сугубо религиозный характер. Начиная с
Нового времени, во всех странах, в том числе и в России, происходило обмирщение
духовной культуры. Всё большее влияние на неё стали оказывать социально-классовые и
этнические факторы. В ХХ столетии повсеместно сформировались национальные по форме
и классовые по содержанию культуры. В современной культуре религиозная компонента
сохраняется в основном в виде духовно-культурного наследия древности и Средневековья.
В целом же она светская, общечеловеческая, вобравшая в себя достижения научной мысли,
образования, художественной литературы, высокого искусства Нового и Новейшего
времени. В этой связи совершенно некорректным является само название предмета. Оно
вызывает подозрение в заказном – в пользу Православной церкви – характере
рассматриваемой инициативы. И приходит в голову такая мысль: если есть желание усилить
культурологический аспект обучения, то не целесообразнее ли будет включить в школьные
программы предмет «Основы культуры народов России». И пусть преподают его школьные
учителя.