Упрощенная HTML-версия
304
«рока» в «справедливость» совершаются через язык, выступающий основным средством
познания в трагедиях: «сниму сеточку-вуаль со своего пророчества», сулит эсхиловская
Кассандра. Многообразные свойства человеческой речи отражены этими трагиками:
воздействие на реальность (благословения или проклятия), нарушение нормальной
коммуникации (ложь, умолчание, принуждение к молчанию и пр.), как система знаков
(например гербы на щитах семерых вождей у Эсхила). Песни хора выступают как связующее
звено, как фон, помогающий привязать момент речи к прошлому или будущему и
способствующий осмыслению происходящего.
Греки жили в мире оракулов, пророчеств, знамений (в частности, болезнь была не
просто болезнью, а гневом Аполлона), которые давались в виде образов, становившихся
объектами познания: сеть-плен в пророчестве Кассандры, которая уловит царя; сеть-
покрывало, которым, например, был опутан Агамемнон. Эти образы имеются и у Софокла:
«море бед», «сеть – орудие судьбы» и пр. Софокл чуть младше Эсхила, он так же использует
мифологические сюжеты, как и Эсхил, раскрывая силу и слабость человека перед лицом
судьбы. Не притязая на то, чтобы познать судьбу и смысл событий, Софокл учит принимать
их такими, какие они есть, формируя образ благородного свободного грека и в своей
собственной жизни (а прожил он более 90 лет и после смерти был обожествлен под именем
героя Дексиона, имя которого означает «принимающий богов»). Долгожитель Софокл был
современником и старшего Эсхила, и младшего Еврипида.
У Еврипида появляется тема «случайной судьбы». Боги опускаются до
человеческого уровня, как в «Ипполите», и герой погибает из-за злопамятности или каприза
бога. Смещается и место человека – он пытается взять в свои руки судьбу: Медея губит
своих детей; Орест любую проблему решает через убийство, в том числе невинных и
беззащитных. В отличие от Эсхила и Софокла, Еврипид, предвосхищая появление
психологии, показывает героев не цельными натурами, а сложными, полными противоречий
людьми, в которых отвага сочетается с подловатым расчетом, недостаток мужественности –
с преданностью друзьям и близким, благородный порыв – с себялюбием. Его интересует не
то, как хаос преображается в космос, т.е. процесс творчества (Эсхил), не монументальные и
идеальные герои Софокла, а то, как человек превращается в мифологический архетип: как
Эдип стал отцеубийцей, женившимся на своей матери; как Медея (образ детоубийцы)
решилась убить своих детей, ведь до этого она была счастливой супругой Ясона и матерью
его детей; как Орест в одноименной трагедии уже стал Орестом-убийцей и после убийства
матери готов заодно убить и Елену, считая ее виновной в Троянской войне и его сиротстве и
грозит перерезать горло Гермионе, дочери Менелая, если тот не поможет ему спастись от
суда граждан. Он уже перестал быть благородным юношей, каким был в «Электре», на
пороге страшных событий.
Как свидетельствуют историки, Эсхил переселился в Сицилию, несмотря на то что
пользовался громкой известностью на своей родине, в Афинах.
К тому времени на Сицилии существовало два политических центра – Сиракузы и
Акрагант (колония Акрагас на южном берегу Сицилии, выведенная в начале VI века из
древнейшего города Гелы, основанного дорийцами из Родоса и Крита). К концу VI столетия
из ряда сицилийских тиранов выдвигаются князья Гелы, под управлением которых Сиракузы
(бывшие также колонией) стали их резиденцией и столь быстро развивались, что подчинили
своему влиянию всю восточную половину острова и сделались самым большим городом не
только запада, но и всего греческого мира. Одновременно с ростом Сиракуз на южном
побережье острова вырастал и Акрагант – город со смешанным населением, вследствие чего
аристократическая форма правления продержалась недолго, уступив место тирании как
переходной стадии к народовластию.
Период высшего процветания города начался со времени властителя Акраганта
Ферона, который искусной политикой распространил свое владычество на острове и,
вступив в родственные и политические отношения с Гелоном (правитель Сиракуз), возвел