Упрощенная HTML-версия
240
при синагогах в специальном шкафу (гениза), откуда были извлечены некоторые из наиболее
древних рукописей.
Масореты (от слова масора «традиция; обычай») также отличались строгой
дисциплиной и обращались с текстом с величайшим уважением. Они разработали сложную
систему, позволяющую бороться с ошибками переписчиков, которая включала подробные
подсчеты, нумерацию стихов, слов и букв каждой книги. Масоретов волновало, чтобы ни
одна точка, ни одна черточка, ни одна буква и ни один фрагмент буквы Закона не пропали
или не потерялись. Кто и когда пересчитывал буквы и слоги во всех сочинениях Платона или
Аристотеля?
Еврейский историк Иосиф Флавий (I в. н.э.) пишет: «Мы на деле доказали свое
преклонение перед нашими собственными Писаниями. Ибо во все долги века, прошедшие до
наших дней, никто не отважился ни добавить, ни убрать, ни изменить в них ни одного слога.
С рождения крепок иудей в вере, что Писания содержат повеления Господа, и, повинуясь им,
с радостью готов отдать за них жизнь свою. Вновь и вновь претерпевают пленники пытки и
гибель на аренах, чтобы не сказать ни единого слова против Законов и Священных книг».
Иосиф далее сравнивает иудеев и эллинов по уважению к Писанию и к греческой литертуре
соответственно: «Какой грек готов претерпеть столько за такое дело? Даже во имя спасения
всех книг своего народа от уничтожения он не примет ни малейшего себе вреда. Ибо для
греков их книги – всего лишь рассказы, возникшие благодаря вольному воображению
авторов, и, оценивая таким образом даже труды древних историков, они вполне правы, ибо
видят, как иные из их современников отваживаются описывать события, в которых они не
участвовали, не беря на себя труда обратиться к тем, кто действительно знает о
происходившем». Кстати, критике таких авторов подвергали и Страбон, и Плутарх, и др.
Что касается внутреннего свидетельства, то литературоведы до сих пор следуют
рекомендации Аристотеля: «Критик, покуда у него нет доказательства обратного, обязан
признать правоту за документом, а не за самим собой». Следовательно, «нужно
прислушаться к тому, что говорит сам документ, подвергающийся анализу, и не думать об
ошибках или подлоге до тех пор, пока автор сам себя не скомпрометирует противоречиями
или известными фактическими неточностями». Джош Макдауэлл приводит слова
исследователя Роберта Хори, развивающего эту мысль: «Подумайте, как много требуется для
того, чтобы превратить обнаруженное «затруднение» в оружие против целого учения.
Разумеется, для этого требуется куда больше, чем простое наличие противоречия. Во-
первых, мы должны быть уверены, что верно поняли данный отрывок и смысл, в котором
употребляются в нем слова или числа. Во-вторых, нужна уверенность в том, что мы
располагаем доступным материалом по данному вопросу. В-третьих, что никакие
дальнейшие открытия, текстологические изыскания и археологические находки не прольют
больше на этот вопрос никакого дополнительного света. Трудности не составляют
опровержений. Нерешенные проблемы – необязательно ошибки. Эта точка зрения не
означает, что область затруднений следует сужать до минимума, однако надо иметь их в
перспективе. Затруднения следует преодолевать, проблемы существуют для того, чтобы
заставлять нас искать более четкие объяснения. Однако вплоть до того времени, когда у нас в
распоряжении будет полное и окончательное освещение всех существующих проблем, мы не
имеем права утверждать: вот доказанная ошибка, неоспоримое возражение в адрес
непогрешимой Библии». Описание внутреннего свидетельства возможно выразить словами
американского философа Ралфа Эмерсона: «Когда сообщение или, лучше сказать, наитие
Божественного духа призывают душу на свое служение, избыток горнего света так
ослепителен, что некоторая наклонность к помешательству сопровождает минуты, в которые
значение Бога и смысл истинного Ему поклонения впервые открываются человеку.
Вспомним о видениях Порфирия, о внезапных оцепенениях Сократа, о сообщениях Платона,
о чудесных обращениях некоторых иудеев и язычников в христианство, о заре Бёме, о свете
Сведенборга, о пароксизмах Фокса и квакеров. Восхищенное самозабвение, овладевавшее