Стр. 118 - 2

118
наука. Слово «наука» древнерусского происхождения: укъ, изначально обозначало «учение»,
в праславянском učiti, связано с чередованием гласных в wuknyč «учиться», откуда –
«обычай», «учить», «наука». Исконно родственные ему древнеиндийское úcyati «находит
удовольствие, имеет обыкновение», ồkas «удовольствие, удовлетворение», древнеирландское
do-uccum «понимаю, знаю», древнепрусское ǐaukǐnt «упражнять», от него jaukinti «укрощать,
приучать», калькировано в старославянский с древнегреческого διδάσκετν «учить».
Приставка на- обозначающая направленность действия, указывает не только на умственные
действия по освоению информации, заложенной в этом учении, но и на способность
применения усвоенных знаний на практике.
Действие законов, действующих в этом неприкосновенном пространстве,
проявилось в постепенном формировании лексического фонда медицины – области
потенциально открытых для познания человеком знаний, необходимых для его жизни,
выражаемых терминами. Здесь следует вспомнить, что в древности не существовало
специальной медицинской терминологии, поскольку не было и выделенной из области
знаний медицинской науки; и язык медицины формировался на основе
общеупотребительных бытовых слов по большей части древнегреческой, а затем и римской
культур, вобравших в себя знания древних цивилизаций, которые постепенно приобретали
статус терминов. Само слово «термин» введено было в научную речь Аристотелем.
«Термином» (terminus) суждения у него называются подлежащее и сказуемое суждения –
логический субъект и логический предикат. По словам П. Флоренского, подлежащее и
сказуемое суждения определяют собою размах мысли, тот, который допускается и
предполагается актом суждения. Из беспредельной возможности в неопределенных
блужданиях, мысль, актом суждения, самоограничивается, сжимается, заключает себя в
амплитуду подлежащего-сказуемого, ибо подлежащее есть то, на чем говорящий желает
сосредоточить внимание, а сказуемое – то, что именно должно открыть внимание в предмете
своем. Между тем, о чем говорится, и тем, что говорится, содержится пространство мысли,
т.е. оттенков и ограничений дальнейших, выражаемых обстоятельствами. А так как далее
логическое сказуемое и логическое подлежащее могут быть сложными, то каждая из
составных частей их сама может получить наименование термина.
«По Гёккелю, термин есть «oratio rei essentiam significans – речение,
обозначающее сущность вещи». По Гутберлету, «речение (sprachlicher Ausdruck) содержит
понятия посредством слова. Поскольку это последнее в человеческом пользовании взаимно
отграничивает понятия и таким образом намечает границу, как пограничный знак, оно
называется в философском словоупотреблении термином». По Гёфлеру, научные термины
суть «слова, значение коих – понятия»» (цит. по П. Флоренскому).
Итак, всякий медицинский термин – это словесное выражение, предполагающее
авторское усмотрение мыслию внутренней связности того, к чему это выражение относится,
– значит, служит синтезу многих слов, которыми может быть описана эта вновь
установленная связность, формирующая целостность, т.е. внутреннее единство объекта на
какой-то временной отрезок до открытия нового, еще не описанного никем элемента; в его
пространственном отношении формирующим границы межи, вдоль которой идет мысль
исследователя, учитывая наличие всех необходимых элементов со связями между ними. И
термин тогда начинает также обозначать одновременно относительную автономность
объекта в смысле независимости от окружающей среды, т.е. устанавливается пространство
медицины, которое возможно обозначить существующим термином: медицинской системой.
При этом свойство целого как философской категории выражается в несводимости
отдельных частей как простой суммы. Связями здесь могут служить элементы,
осуществляющие непосредственное взаимодействие между терминами складывающейся
системы, начавшейся с потребности (философы учат, что все начинается с потребности), а
также с элементами систем окружения. Система, как единое целое, как раз и существует
именно благодаря такой потребности, выявляющей наличие связей между ее элементами; эти