Апостол Петр, изображавшийся с ключами, символизировал таинства церкви, через которые
человек входил в Царство Небесное. Ангелы изображались в виде красивых юношей в знак их
духовной красоты. Серафимы – как шестикрылые ангелы с человеческим лицом, исполненные огнём
Божества – сами горя любовью к Богу, они воспламеняли огонь любви в сердцах других, очищая
душу
Бога было принято изображать в том виде, в каком Он являлся святым людям: Пресвятая
Троица в виде трёх ангелов – Аврааму, Бог Отец в виде старца – некоторым пророкам, Бог Дух
Святой в виде голубя – во время крещения Иисуса в Иордане Иоанном Крестителем, и в виде
огненных языков – так сошёл на апостолов в 50-й день после воскресения Иисус Христос.
8. Для иконы характерен особый колорит, который не только служил средством выражения
творческой индивидуальности иконописца, но и имел определённые значения.
Во-первых, изобразительное значение – цвет был опознавательным знаком христианского
образа: Георгий Победоносец изображался в ярко-красном плаще, Апостол Павел – в малиновых
одеждах и т.д.
Во-вторых, краски имели глубокий мировоззренческий смысл, могли придать одному и тому
же сюжету различную идейную и эмоциональную направленность. Так, тёмные, мрачные краски
подчёркивали мотивы скорби, а прозрачная голубизна – покоя.
Древнее искусство поражает богатством красочной гаммы, обилием тонов и полутонов.
Каждый оттенок имел свой особый смысл или несколько значений.
Например, красный цвет на иконах мучеников мог символизировать жертвование собой ради
Христа, а на других иконах – это цвет царского достоинства или крови Христа, его страданий и
смерти, или жизни, или Божественного огня, любви. Белый – цвет чистоты, невинности,
отрешённости от мирского, Славы Христа, Самого Бога (белый сочетает в себе все цвета радуги, так
же как Бог в Себе заключает весь мир). Синий – символ неба, тёмно-синий – звёздной ночи, голубой
– неба и Вечности, гармонии; нежно-розовый – душевной утончённости, вишнёвый – знак Христа,
пурпур – Вечности и славы Христа, Возрождения, царствования; зелёный – юности и цветения,
надежды, духовного пробуждения; чёрный – знак сокровенных Божественных тайн, а также смерти,
ада.
Но самый значительный, самый главный цвет в иконе – золото – символ радости и блаженства,
Божественной энергии, царственного достоинства, нравственного величия, вечности. Золотой фон
подчёркивал ирреальность изображённого, золотой нимб – принадлежность к миру святых. Золотой
божественный свет (ассист) тонкими лучами исходил от Бога, озаряя всё кругом в Горнем мире. Цвет
нёс с собой одновременно и свет, но сочетание цвета-света у разных мастеров отличалось.
Светоносны яркие, чистые, звонкие краски новгородских икон, в которых сильно выражено
декоративное начало. А псковские иконы глухих, землистых, зелёных тонов загорались светом как
бы из глубины доски, словно из таинственной мглы. У московских мастеров XV в. краски стали
прозрачными, светящимися. Но в XVI-XVII вв. победили тёмные тона: сначала насыщенные и
благородные, они становились всё более тусклыми и землистыми. В любом случае краски, выявляя
свою суть, должны были составлять и единое целое, живописную гармонию.
Образцы византийского искусства стали появляться на Руси с конца Х в. и были предметом
подражания для русских иконописцев. Но с самого начала преемники показали себя не как
копиисты, а как самостоятельные творцы. Уже в ХII в. иконопись отличалась выраженным
национальным своеобразием. «Смягчая суровые византийские каноны, – писал известный
искусствовед В.Н Лазарев,– русские живописцы стремились к более земному, к более свободному
искусству. Они не боялись вводить в церковную роспись богатую растительность, делающую столь
привлекательным их райский сад, они облачали праведных жён в славянские одеяния, придавали
лицам ангелов национальный отпечаток. Так постепенно традиционные формы начали наполняться
новым содержанием, в котором русские черты заявляли о себе со всё большей настойчивостью»[19].
На русских иконах лики становились более мягкими и более открытыми, усиливалась интенсивность
чистого цвета, исчезали резкие блики.
До XVI в. на Руси ориентировались на древние образцы, отношение к которым было
относительно свободным. Иконописный канон воспринимался не как жёсткий закон и не как
внешнее предписание или правило, а как внутренняя норма, отражавшая сопричастность художника
церковной вере. «И творчество человека осуществляется в сочетании его воли с волей божественной,
в синергии (сотрудничестве – авт.) двух действий: божественного и человеческого»[20],– писал