Упрощенная HTML-версия
счастье, к которому нас заставляет непрестанно стремиться наша собственная природа». А это
значит, что просветительские размышления о культуре – это не просто констатация фактов, но и
разговор о высших целях человеческого рода. С помощью понятия «культура» просветители
задавали главный ориентир и направленность человеческой жизни. Ведь оно указывало на разумную
природу человека, в свете которой мы должны оценивать прошлое и настоящее человечества.
Следующий поворот в европейском мышлении совершил Иммануил Кант (1724 - 1804), сделав
предметом теоретического исследования реальность культуры, не сводимую ни к природе, ни к
свободе. В своей «Критике способности суждения» он обосновывает наличие особой, третьей
реальности, отличной от мира природы и мира свободы, реальности «целесообразности», которую
можно феноменально обнаружить в системе живых организмов и в искусстве, в принципе не
обнаруживая при этом саму цель, с которой сообразуется данный объект.
Дело в том, что неживая природа существует за счет внешних воздействий одних тел на другие.
Но уже в живой природе появляется феномен самодетерминации, когда действия вызываются
изнутри идущей потребностью, желанием, интересом. К примеру, стрела, выпущенная из лука,
никогда не изменит траекторию своего движения. Но это легко сделает птица, выпущенная из
клетки. Ещё сложнее поведение высших животных, к которым относятся собаки и кошки. Но и они,
будучи способны на произвольные действия, не совершают свободных поступков, без которых
невозможен мир культуры.
В своей философии Кант различает законы природы и закон свободы. И хотя индивид у него
принадлежит обоим мирам, человеком он становится именно тогда, когда начинает
руководствоваться долгом как особым нравственным законом из мира свободы. Но для начала
человеку необходимо научиться смотреть на себя со стороны, как бы глазами другого человека.
Способность к самооценке и самоанализу – главное условие формирования свободного поведения.
В учении Канта речь идет о том, как причинно-следственные связи уступают место
самопричинению или самодетерминации, свойственным только человеку. Без свободы, доказывает
Кант, нет нравственного поступка. Там, где мы действуем по законам естественно-природной
необходимости, мы собственно и не действуем, поскольку там действует природа. А там, где
действует природа, вне нас или внутри нас самих, нет никакой нравственности. Нравственность же
появляется только там, где кончается природа и начинается культура. Вот в чем основная новация
кантовской философии и этики в частности, по сравнению с этикой английских философов-
эмпириков, у которых нравственное чувство – это естественное чувство человека.
Таким образом, Кант проводит границу между произволом и свободой. И свобода, по Канту,
состоит в том, что человек не просто слепо потакает своим желаниям, а способен их ограничивать,
придавая своим потребностям культурную форму. А это значит, что в «классической модели»
культуры, начиная с Канта, культура противостоит натуре, т.е. природе, как умение подчинить себе
эту самую натуру. Тем самым, подлинная культура, в соответствии с логикой Канта, вырастает из
умения управлять, прежде всего, своей натурой, т.е. стихией своих физических и психических
состояний, своих желаний, а не только стихией природных сил. И такое самообладание возможно
там, где поступают со знанием дела. Но знание нравственного закона, без которого невозможна
культура, по мнению Канта, особого рода.
Почти каждый из нас сталкивается в своей жизни с такими ситуациями, когда доводы
«чистого» разума почему-то нас никак не убеждают. Чаще всего это случаи, когда дело касается
наших нравственных и идеологических установок. Возникает подозрение, что эти установки
продиктованы не разумом, а чем-то иным. В поэтической речи это часто называют «чувством»,
«сердцем», «душой» и противопоставляют «холодному» рассудку. И в таком подходе к делу есть
своя правда, поскольку нравственный поступок продиктован не расчетом, а неким нравственным
внутренним чувством. Но нравственное чувство, доказывает Кант, полемизируя с этикой
утилитаризма, это не просто склонность к добру, непосредственный порыв милосердия и
сострадания. Наоборот, к милосердию Кант относился резко отрицательно, полагая, что оно
формирует в человеке иждивенчество, то есть унижает его и лишает инициативы. В качестве
единственного внутреннего мотива нравственного поведения он признает в своей «Критике
практического разума» только долг как нечто безусловное и самодостаточное. В одной из поздних
работ «Религия в пределах только разума» Кант отмечает, что упование на загробное воздаяние и
справедливого устроителя мира искажает чистоту морального мотива. Ведь нравственный долг не
предполагает никаких дополнительных желаний и надежд.