«сверхчувственное царство Бога. Её герои – Бог и другие божества, ангелы, святые и грешники,
душа, а также тайны мироздания, воплощения, искупления, распятия, спасения и другие
трансцендентальные (т.е. переходящие границы земного – авт.) события. Искусство вдоль и поперёк
религиозно. Оно мало уделяет внимания личности, предметам и событиям чувственного,
эмпирического мира. Поэтому нельзя найти какого-либо реального пейзажа, жанра, портрета. Ибо
цель не развлекать, а приблизить верующего к Богу. Как таковое, искусство священно как по
содержанию, так и по форме. Оно не допускает и толики чувственности, эротики, сатиры, комедии,
фарса. Эмоциональный тон искусства – религиозный, благочестивый, эфирный, аскетичный»[3].
Культовое искусство религиозно не только по своей идейной направленности, но ещё в
специфическом, функциональном смысле, так как являлось объектом поклонения (икона) или
средством реализации культовых действий (пение хора). Таким образом, оно выполняло две
функции: первая – укрепление и усиление религиозных верований; вторая – эстетическая,
призванная вызывать у людей эстетические чувства и суждения.
Христианство было воспринято на Руси прежде всего и глубже всего на уровне художественно-
эстетического сознания и через него шло усвоение философско-религиозных идей. Люди оказались
более чувствительны к художественной культуре, открывшей им неизвестный мир. В свете нового
миропонимания христианин иначе, чем язычник, увидел и мир природы, и самого человека, их
взаимоотношения. В языческие времена человек не вычленял себя из природы и не осознавал своей
личности, ценности своего бытия, фаталистично подчиняясь гармонии Космоса и устанавливая чисто
прагматические отношения с богами.
Новая вера выводила человеческое сознание за рамки Космоса к пониманию абсолюта через
догматы неслиянной Троицы и боговоплощения. Восприятие Иисуса Христа как лица абсолюта,
равного двум другим лицам Троицы, и вместе с тем как реальное соединение божества с человеком
означало не только схождение Бога к человеку, но и восхождение человека к Богу. Это возвышало
человеческую личность, наделяло её своей волей и давало свободу выбора средств к достижению
благодати, возможности спасения и грядущего райского блаженства. В бытии духовной сферы
христианин усмотрел высшую красоту, ставшую его эстетическим идеалом. Красоту духовную, в
частности «Царства Небесного», он стремился представить себе по аналогии с земной красотой,
только возведённой в более высокую степень совершенства.
Несмотря на то, что культовую художественную систему русские заимствовали у Византии, их
эстетические идеалы различались. На Руси, особенно в северных землях, на них оказали влияние
местные дохристианские представления о красоте жизненной, видимой, фольклорной. В русском
искусстве больше пластической мягкости, красочности, светоносности, теплоты, а где-то и
грубоватой яркости и материальности.
Опорными принципами эстетического сознания и художественной практики были соборность,
каноничность, софийность и духовность искусства.
Соборность сознания проявлялась в его внеличностном характере. Это сознание родственных
по духу людей, достигших через литургию внутреннего единства друг с другом и с Богом.
Средневековое искусство призвано выражать не субъективное мироощущение автора, а «вовек
незыблемую божественную истину.» С этим связана принципиальная анонимность искусства.
Древний мастер ощущал себя лишь исполнителем Высшей воли, но не творцом, поэтому не
подписывал свои произведения.
Духовность искусства – это его способность приводить зрителя в углублённое созерцательное
состояние, устанавливать прямой контакт человека с Богом.
Софийность (премудрость) искусства заключалась в его умении выражать главные духовные
ценности, сущностные проблемы бытия. Основой творчества для наших предков служило единство
искусства, красоты и мудрости.
Каноничность, свойственная художественному творчеству вообще, в средние века приобрела
особую значимость, поскольку определялась богословскими требованиями. Канон увековечивал
определённые способы художественного отображения божественного, ориентировал искусство на
углублённое, созерцательное проникновение в мир духовный. Каноническая схема вызывала в душе
зрителя устойчивый комплекс традиционной информации. Однако это не притупляло восприятие.
Дело в том, что канон дисциплинировал творческую волю мастера, но не сковывал её. В строго
ограниченных каноном пределах были возможны отклонения в нюансах, незначительные вариации
элементов формы, достаточно свободные импровизации с цветом. Это провоцировало зрителя