Упрощенная HTML-версия
24
мы этого не замечаем, а замечаем – так не анализируем. А надо бы. Иначе за
деревьями не увидишь леса.
И ещё: мы слишком опекаем молодёжь. А ей нужно активно разрешать всё,
начиная с самоуправления в школе, вузе, общежитии… Ведь есть же пример – СО
(студенческие отряды – И.Т.), куда студенты не таскают за собой преподавателя и
отлично справляются со всеми вопросами своей жизни… Не научишь этому
смолоду – потом уже не наверстаешь.
–
Ваше решение в 16 лет стать матросом, участвовать в войне тоже ведь
было самостоятельным?
– Да. За год окончил два класса – девятый и десятый – и пошел в мореходку.
Хотя дорога в медицину намечалась сразу: отец – профессор, патофизиолог, мать –
врач. Но ведь у нас, на Руси, всегда считалось почётным служить в армии. Оттуда
люди возвращались взрослыми, возмужавшими. И моя дружба со многими берёт
начало со службы. Ведь она, дружба, зарождается не на пикнике, не на веселье, а в
деле – большом, настоящем.
Один мой товарищ так говорил: «Я такого-то не знаю – я с ним в плавание не
ходил». На мой взгляд, нет ничего ценнее человеческой дружбы. В день 60-летия я
получил поздравительную телеграмму от человека, которого не видел тридцать
лет, но всегда помнил его надёжность. Мы с ним ходили в плавание в сорок
пятом…
Из воспоминаний Бориса Георгиевича Булатова, капитана дальнего
плавания:
«Дружба, проверенная временем. Мне 82 года, и когда я вспоминаю
Диму, а я его помню всегда, слова «друг детства» звучат как талисман. Мы с ним
познакомились и подружились именно в детские годы, учась в одной школе №19,
но в разных классах. Он жил в том же доме, который тогда назывался «домом
специалистов». Напротив дома был маленький стадион «Динамо» – сейчас там
сквер и Тарские ворота. Мы оба занимались лёгкой атлетикой и футболом в
«Юном динамовце». У нас был общий друг, со временем ставший одним из самых
знаменитых в Омске футболистов, – Миша Никифоров. После окончания школы я
уехал во Владивосток. Дима об этом знал. 5 марта 1944 г. было подписано
постановление правительства СССР о создании трёх высших мореходных училищ:
во Владивостоке, Ленинграде и Одессе. Дима с Женей Авраменко приехали из
Омска перед началом занятий. Приехал с ними и Боря Мажбич, который поступил
на радиотехнический факультет. Мы же, трое омичей, – на судоводительский.
Жили в общежитии. После окончания 1 курса весной 1945 г. мы ушли на
плавательскую практику на судах Дальневосточного пароходства. Нас
распределили на разные суда. Диму – на «Новосибирск», который стали оформлять
на рейс в Америку через Северный путь за гуманитарным грузом. А тут война с
Японией.
Возили десанты наших войск в Северную Корею, на Сахалин и Курилы. Я
был на пароходе «Сучан», с десантом. В первые дни войны мы подорвались в
порту Расин (Сев. Корея) на минном поле, но десант высадили без потерь. Правда,
потом пришлось делать переход в Канаду (порт Ванкувер) на ремонт. Дима на
«Новосибирске» высаживал десанты на Курилы, я – в Японию, и вернулся во
Владивосток, когда уже шли занятия, т.е. потерял год. Диму приписали на пароход
«Шевченко» в должности третьего помощника капитана. А в 1947г. он уехал в
отпуск в Омск и поступил в мединститут. Я знал, что мама и папа Димы очень
хотели, чтобы он стал врачом, да и гены, наверное, сказали своё слово в вопросе
выбора. Б. Мажбич тоже уехал после 1 курса в Омск и тоже поступил в
мединститут. Наши дороги разошлись. Мы с Женей Авраменко закончили в 1950г.
училище. Стали капитанами дальнего плавания. Командовали научно-