Упрощенная HTML-версия
66
просов, глубоко исследуемых писателем, относится проблема
гармонии.
Второй вопрос – об участии индивидуальных судеб при су-
ществовании универсальной гармонии. Прежде всего, заслужива-
ет внимания существенное различие между отношением Эйн-
штейна к поискам «внеличной» гармонии и отношением Досто-
евского к аналогичным поискам. У Эйнштейна «внеличное» было
действительно внеличным: он полностью забывал о себе. Науч-
ные открытия такого масштаба, как теория относительности, не
могут быть сделаны без полного забвенья собственной личности.
У Достоевского всё иначе. Он ни на мгновение не забывает о се-
бе, о своих собственных психологических коллизиях. Он не за-
глушает голоса своих героев, но в какой-то мере в каждом герое
воплощает свои мысли, чувства, воспоминания. По существу все
романы Достоевского в той или иной мере автобиографичны. До-
стоевский непрерывно экспериментировал не только над своими
героями, но и над собой, и эксперимент над каждым героем был в
существенной мере экспериментом над собой.
Он всегда сам должен решить проблему, выйти из интеллек-
туальной или моральной (чаще всего они едины) коллизии. Сле-
довательно, реализм Достоевского был экспериментальным: он
проверял свои исходные концепции, ставя героев в весьма слож-
ные и исключительные по остроте положения. Он получал пара-
доксальные результаты, отличающиеся от традиционных, иногда
резко отличающиеся от ожидаемых им самим.
Такая ситуация характерна для каждого творчества: в науке
непредвиденные и неожиданные результаты эксперимента – не-
обходимая компонента её развития. Как мог Достоевский зажать
рот Ивану Карамазову, если его разговор с Алёшей или диалог с
чёртом был экспериментом, в исходе которого Достоевский был
заинтересован при обдумывании общественного эффекта «Брать-
ев Карамазовых». К эксперименту его толкали мучительные со-
мнения, которые никогда не прекращались, никогда не приводи-
ли к действительному признанию той традиционной веры, кото-
рую Достоевский защищал против претензий разума в качестве
публициста и разрушал в качестве великого художника. Достоев-
ский-публицист хотел успокоиться на простой «эвклидовой» ве-
ре. Достоевский-художник не хотел успокоиться ни на чём, он