Упрощенная HTML-версия
273
Вся пятая книга поэмы представляет собой трагическое нагромождение образов,
перед которыми блекнут предыдущие воззвания к Эпикуру как к освободителю от иллюзий.
Здесь же идет речь о вечном рождении и вечной гибели и полной ненадежности всякого
отдельного существования. Прогресс человеческой цивилизации, описанный в этой книге,
становится иллюзорным, если сопоставить его со второй книгой, где говорится о старении
мира и приближении всеобщей смерти. Логическим завершением поэмы является конец
шестой книги, где в качестве примера действия законов, над которыми человек не властен,
рисуется картина моровой эпидемии в Афинах в результате переполнения города беженцами
со всей Аттики в самом начале Пелопонесской войны в 430 году до н.э.:
Этого рода болезнь и дыханье горячее смерти
В кладбище некогда все обратили Кероповы земли,
Жителей города лишив и пустынными улицы сделав.
Ибо, в глубинах Египта родясь и выйдя оттуда,
Долгий по воздуху путь совершив и по водным равнинам,
Пал этот мор, наконец, на все Пандионово племя,
И на болезнь, и на смерть повальную всех обрекая.
Прежде всего голова гореть начинала от жара,
И воспалялись глаза, принимая багровый оттенок;
Следом за этим гортань, чернея глубоко, сочилась
Кровью, и голоса путь зажимали преградою язвы;
Мысли глашатай-язык затекал изверженной кровью,
Слабый от боли, в движеньи тяжелый, шершавый на ощупь.
Дальше, когда, сквозь гортань накопляясь в груди, проникала
Сила болезни затем и в самое сердце больного,
То, расшатавшись, тогда колебалися жизни устои.
Вместе с дыханием рот испускал отвратительный запах,
Тот же, какой издает, загнивая, смердящая падаль.
Силы духовные тут ослаблялись, и тело томилось,
Ослабевая совсем у самого смерти порога.
И безысходной тоской нестерпимые эти страданья
Сопровождались всегда, сочетаясь с мучительным стоном.
Часто и ночью и днем непрерывные схватки икоты
Мышцы и члены больных постоянно сводили и, корча,
Их, истомленных уже, донимали, вконец изнуряя.
Но ни на ком бы не мог ты заметить, чтобы жаром чрезмерным
Кожа горела больных на наружной поверхности тела;
Нет, представлялась она скорей тепловатой на ощупь;
Точно ожогами, все покрывалось тело при этом
Язвами, как при священном огне, обнимающем члены;
Внутренность вся между тем до мозга костей распалялась,
Весь распалялся живот, пламенея, как горн, раскаленный.
Даже легкая ткань и одежды тончайшие были
Людям несносны; они лишь прохлады и ветра искали.
В волны холодные рек бросались иные нагими,
Чтобы водой освежить свое воспаленное тело.
Многие вниз головой низвергались в глубины колодцев,
К ним припадая и рты разинув, над ними склонялись:
В воду кидаться влекла неуемная, жгучая жажда;
Даже и дождь проливной представлялся им жалкой росою.
И передышки болезнь не давала совсем. В изнуреньи
Люди лежали. Врачи бормотали, от страха немея,