Стр. 146 - 2

Упрощенная HTML-версия

146
При «барабанной водянке» пупок у больного сильно выпячивается, стенка живота
сильно напряжена и он напоминает бурдюк, наполненный воздухом. Утолщение
конечностей не наблюдается. Напротив, они часто усыхают. Больного мучает отрыжка.
Пульс быстрый, частый, склонный к напряженности и твердости».
Примечание 11.
В древнееврейском языке слово «пламя» близко по значению
слову «гнев», которым описываются, в частности в пророческих книгах Ветхого Завета,
действия Бога по отношению к тем, кто, несмотря на многократные просьбы и
предупреждения, нарушал законы и, выбрав путь зла, шел по нему. Болезни, рождающие в
человеке сильный внутренний жар, часто сопровождающийся сыпью по всему телу,
сравнивались с пожирающим огнем. В языческой Руси красные пятна сыпи назывались
«огонь, огневики». Горячка (от «гореть») уже названием своим указывала на возбуждаемый
ею жар и в областных диалектах синонимически называлась «огнева» («огневка»,
«огневица») и «палячка» (от «палить», «палючий»). Точно так же «летучая лихорадка»
слывет под именем «огни», а в заговорах упоминается «седьмая» лихорадка – огненная: «та
есть злая, лютая и проклятие всех». Этим взглядом на воспалительные болезни определялись
и употребляемые против них средства: при появлении сыпи брали кремень и огниво и
высекали над ней огонь, приговаривая: «Огонь, огонь! Возьми свой огник». Глубочайшая
древность этого обряда восходит к древнеиндийским Ведам, где находится подобное же
заклятие против болезни такман воспаляющего свойства: «Ты все тело творишь желтым,
мучишь палящим огнем. Агни! Прогони такман». Агни (от него «огонь») – первоначально
бог небесного пламени, возжигаемого в грозовых тучах, и бог земного огня; искры,
высекаемые из кремня, были эмблемой его сверкающих молний. Метатель убийственных
стрел, он карал смертных, отмечая их своими огненными знаками (язвами) и зажигая в их
теле жгучее пламя болезни. Понятие огня отождествлялось со светом и золотом, давшими
эпитеты «желтый» и «красный». Одна из сестер лихорадок (пятая) в заговорах называлась
«златяница» и «желтыня» («желтуха», «желтая»), а «золотуха» известна была как
«краснуха», «огника», «огница». По народному поверью смерть от оспы должно было
почитать за особенное счастье: кто умрет от оспы, тот будет на том свете ходить в золотых
ризах; каждая оспинка на его теле обратится в блестящую жемчужину. Поэтому во многих
губерниях крестьяне, особенно староверы, считали за грех прививную оспу и называли ее
«антихристовой печатью» и, чтобы не видеть на своих детях привитой оспы, тотчас после
прививки смывали ее в бане.
Примечание 12.
Упоминания об этой болезни встречаются у Геродота,
связывающего ее с жестокостью по отношению к другим людям: «…слишком жестокое
мщение делает людей ненавистными богам», и по этой причине «тело еще заживо сгнило от
кишащих в нем червей». Эпидемии гангрены обычно сопровождали войны и голод.
Гангренозные эпидемии в мирное время наводили ужас на население как в древние века, так
и в средневековье («антонов огонь»): «Точно ожогами, все покрывалось тело при этом
язвами, как при священном огне, обнимающем члены» (Лукреций). «Разъедающая язва»
опустошала города, заставляя уцелевших в страхе бежать из них. Описание эпидемии
моровой язвы в Афинах по время Пелопоннесской войны (430 г. до н.э.) дано у Лукреция в
поэме «О природе вещей» (см. Приложение).
Существующая древняя этимологическая связь «разъедающей язвы» со смертью
(
mors
), отразившаяся в ее определении «моровая», обусловлена восприятием ее в
ветхозаветные времена как последствие непокорности человека Богу (Второзаконие 28:21).
Индоевропейское
maras
«смерть, мор», «мрак», с которым ассоциировалась
смерть, позволяет увидеть первообраз «язвы», понимаемой как «раны, наносимой смертью».
Вместе с болезнями, особенно повальными, быстро приближающими человека к его
кончине, смерть признавалась нечистою, злою силою. Оттого и в языке, и в поверьях она