Упрощенная HTML-версия
никогда не понять всей глубины отчаяния миллионов людей, прозябавших в нищете на земле
собственных предков. Наций, не ведавших элементарных благ образованной цивилизации,
стонущих под проклятым игом беспринципных и продажных сограждан – наемников
иностранного капитала. Народов, до прихода «времени Че» безропотно терпящих циничный
произвол безжалостных «горилл», – тех самых, что на стадионе в Сантьяго подло стреляли в
соотечественников.
«Он был ответственным лицом
отчизны небогатой,
министр с апостольским лицом
и бородой пирата.
Ни в чем ему покоя нет,
невесел этот опыт.
Он запер – к черту! – кабинет
И сам ушел в окопы…»,
– неподражаемо точно написал о нем в стихотворении
«Майор» русский поэт Ярослав Смеляков.
Вероятно, именно таким и запечатлеется в благодарной за осязаемую Правду памяти
человечества образ команданте Эрнесто Че Гевары – истинного мужчины, храброго воина,
романтика со знаком плюс, апостола свободы угнетенных народов и бессмертного человека,
победившего время, подчинившего своей воле его вечное пространство.
* * *
ПЛАТФОРМА «ЛОКОМОТИВНАЯ»
Поздняя сибирская осень. Тепло. Безветренно. Вечереет. Я иду поздравить сестру с
днём рождения. Для этого мне необходимо подняться на железнодорожную насыпь и
миновать остановку пригородной электрички.
Еще издали замечаю признак чего-то нехорошего. Три милицейские патрульные
машины. Подхожу ближе. Служебный пёс тревожным взглядом ищет из-за стекла хозяина.
Больше в УАЗах никого нет. Поднимаюсь к путям. Люди на платформе ждут электричку.
Рядом с ними, на небольшом расстоянии друг от друга – два полотняных узла, как в кино про
войну и эвакуацию, как замена постельного белья в больнице. Мокрые узлы пропитаны чем-
то темным, а дальше, у кромки рельсов по ходу движения лежит то, что ещё некоторое время
назад было человеческим существом: бесформенное, бурое, страшное. На остатки плоти не
хватило покрова, и рядом никого нет. Но скоро кто-то непременно появится. Пассажиры
электрички непременно все увидят – как на экране, через стекло, но взаправду. Тяжко об
этом думать. Но они увидят. Милиционеры и двое в штатском, честно сделав свою суровую
работу, молча стоят, курят, ждут. Не грузить же
это
в служебную машину. Есть
формальности.
Не знаю, возит ли милиция с собой дежурный траурный комплект, но еще недавно
чистая простыня для двух котомок нашлась. Может быть, помогла билетная кассирша, но
савана все равно не хватило.
Людей на платформе, в-общем, немного. Большинство молчит. Некоторые, – это
хорошо заметно, – делают вид, что жизнь продолжается. Верится с трудом. Что-то ушло.
Что-то сейчас ушло из каждого…
Я думаю. Как немного требуется для того, чтобы живой, дышащий человек
превратился в неодушевленный предмет, стал вещью в завязанном узле. Как просто: один
узел развязывается, другой наоборот. Но простота приводит в ужас. Ловлю себя на пошлом
вопросе: «Кто это мог быть? Кто были эти двое людей, о которых сейчас кому-то
рассказывает осведомленная старушка в платочке?»
…Ты. А почему не ты? Не притворяйся. Судьба, планида, рок – как затасканы все эти
свидетельства людского недомыслия. «Не я!!!» – вот цена моим заклинаниям, моему
успокоению. «Бог любит тебя!» – разобраться надо.