институт, но тяжелое материальное положение родителей не позво
ляло это сделать. Надо было работать. Случайно прочла объявле
ние в газете, что институту требуется секретарь. Помчалась туда и
была принята на должность секретаря ректора И. И. Сысоева.
Впервые увидела весь профессорско-преподавательский состав
на каком-то собрании. Многие выступали, наконец, председатель
объявляет: «Предоставляется слово председателю секции научных
работников (СНР) Л.М. Маслову». На трибуну поднялся интерес
ный мужчина в пенсне, с пышной шевелюрой, одет был в синие су
конные галифе и гимнастерку, подпоясаннуютонким кавказскимре
мешком, на ногах - шевровые сапоги.
Прошло пять лет: я постепенно попадала под обаяние его лично
сти, а он был настойчив итерпелив. В 1942 году свершилось то, что
было начертано судьбой. Ия никогда не пожалела об этом. Так про
шло 40 лет.
У нас оказалась на редкость удивительная психологическая со
вместимость, общность взглядов на жизнь. Наши отношения были
основаны на взаимном уважении. Мы за всюжизнь не сказалидруг
другу ни одного грубого слова, не унизили самолюбия и достоин
ства, мы были единым целым. У меня всегда было чувство ответ
ственности перед этим человеком, ответственности за его судьбу,
престиж, реноме.
Лев Толстой сказал «Счастлив тот, кто счастлив в семье». Мы
были счастливы. Конечно, это субъективное мнение, но для меня Ле
онидМихайлович остался эталономчестности, порядочности, добро
ты^терпимости к людям иуважения ко всем, с кем он соприкасался.
После смерти ЛеонидаМихайловича я получила огромнуюпочту
с соболезнованиями, в том числе и от профессора Евгения Дмитри
евича Логачева. Он писал: «Узнав о смерти Леонида Михайловича,
у
меня возникло тяжелое чувство сиротства. Леонид Михайлович
для нескольких поколений выпускников ОМИбыл примеромУчено
го, Учителя, Человека. По существу моя сознательная жизнь и мно
гих его учеников прошла под катализирующим действием Леонида
Михайловича. Он был личностью, думающей широко ио многом. У
него мы учились гуманизму».
293