Упрощенная HTML-версия
хорошо помню день 22 июня. Большие группы людей
собирались
на
улицах
под
громкоговорителями,
развешенными на столбах, молча слушали речь Молотова
о начале войны. Затем - всеобщая мобилизация: уходили
знакомые, соседи. Проводы, прощания, вперемешку слезы,
песни, звуки гармошки, но слез, конечно, было больше
всего.
Вскоре начались бомбежки. Строго по расписанию.
В 23.00 репродукторы предупреждали: «Граждане,
воздушная тревога»! Все соседи семьями тянулись к
бомбоубежищу, которое сами люди выкопали во дворе и
закрыли накатом бревен и разным металлоломом. От
прямого попадания бомбы такая «защита» не спасала, а от
осколков оберегала. У мальчишек появилось новое
«хобби»: утром собирали осколки от разорвавшихся бомб.
У каждого была своя коллекция серых разорванных,
пахнувших гарью кусков чужого металла.
Потом взрослые, в основном женщины и подростки,
копали на окраинах города противотанковые рвы. Такая
была повинность, а кто-то шел и добровольно. Появились
раненые среди знакомых мирных людей. Готовили к сдаче
предприятия, разбирали станки, минировали помещения,
оборудование готовили к эвакуации на Урал и Сибирь. А в
ноябре 1941 года - эвакуация. Немцы были совсем близко.
Уже слышались грохот, шум боя. Большая часть населения
перемещалась в тыл страны.
Мы ехали в Омск в «теплушках» - грузовых
вагонах. С обоих торцов двухэтажные нары, посредине
железная печка, общие запасы муки, крупы, растительного
масла. На станциях внеочередное обслуживание в
магазинах (хлеб, сахар). Приехали в Омск уже в январе
1942-го.